Джон дёрнулся и проснулся. И уперся взглядом в белоснежный потолок, заливаемый электрическим светом. Пространство вокруг было наполнено полузнакомыми запахами и звуками. Уютно пахло домашней едой, Джон улавливал тонкий цветочный аромат женских духов, совсем рядом. А заботливый женский голос успокаивал тупую головную боль…

Стоп.

Шторм медленно поморгал, обращаясь к воспоминаниям о недавних событиях. Встреча в лесу. Потом дорога к поселению. Новые знакомые. Обещали рассказать секрет выделки шкур и получения ниток из сухожилий… а что потом? Резкая боль где-то в затылке и… и вот он проснулся. Под непривычно чистыми руками что-то гладкое и мягкое. Ткань. Кажется, ее называли «хлопок». Мег носила только хлопковую одежду и могла бесконечно рассказывать, почему это важно. Хлопок делается из травы. После Великой Смерти вполне можно было научиться ткать… но почему-то никто так и не научился.

Мужчина мучительно закрыл глаза. Думать было неожиданно больно.

«Томми? Какой Томми?..»

Когда снова открыл, незнакомая тёмноволосая женщина поправляла светлое платье перед большим зеркалом. Джон как-то тупо, бессмысленно наблюдал за женщиной, даже не пытаясь подобрать ей имя. И чем дольше смотрел на неё, тем меньше был уверен в том, что они не знакомы.

– Новое? – безэмоционально спросил мужчина, принимая вертикальное положение. Он имел в виду платье.

Женщина немного походила на Меган… но, разумеется, не могла быть ею. Внезапно Шторм понял, что толком не помнет черт сестры. И в тёмно-серых глазах мелькнул страх.

Он подошёл к креслу и посмотрел на вещи. На вид они не были совершенно новыми – они были ношеные, воротничок рубашки местами застиран, пуговица на брюках казалась не родной, пришитой позже, взамен оторвавшейся оригинальной. Но никаких пятен, никаких заплаток. Просто повседневная одежда, какую носили миллионы людей до Великой Смерти. Джон принялся машинально одеваться. Пальцы, добравшись до пуговиц, никак не хотели слушаться. Шторм знал, что уже пятнадцать лет, а то и больше не застёгивал пуговиц… но в тот момент, когда женщина подошла помочь ему застегнуться и снисходительно улыбнулась его неловкости, уверенность начала таять. Он хмуро рассматривал её лицо и не мог заставить себя ничего спросить.

Отредактировано Шторм (2013-04-04 01:33:19)

Проводив незнакомку взглядом, Шторм тщательнее осмотрелся. Лампочки в люстре его удивили, но не вызвали того бурного восторга, на который можно было бы рассчитывать: к чудесам техники Джон и в детстве был равнодушен. Вытянув руку к источнику света, мужчина почувствовал тепло. Самые настоящие лампочки. Его насторожило отсутствие окон в комнате. Видимо они в каком-то бункере. Джону вспомнился старый-старый фильм о мире, где искусственный интеллект захватил человечество и использовал людей, как источник энергии, даря им в ответ сон о жизни. В реальном мире там тоже не было окон.

Мужчина глянул на свое отражение в зеркале. Новым зеркалам после Великой Смерти неоткуда было взяться. Старые часто бились, растаскивались на маленькие осколки. Шторм впервые видел себя взрослого в полный рост, да еще так отчётливо, без искажений. Он пощупал своё лицо, повернулся одним боком, другим. Сквозь голубую ткань рубашки просвечивали черные узоры татуировок. Пригладил неровно остриженные ножом седые волосы. Шторм не был уверен, понравился ли сам себе. Человек как человек.

Он вышел в коридор. Глянул на вторую дверь на этаже и медленно спустился по лестнице, смотря под ноги. Деревянные ступени поскрипывали, требуя ремонта. По источнику голосов Джон определил местонахождение кухни, но прежде не без интереса заглянул в приоткрытую дверь ванной комнаты. Вид стиральной машины, душевой, раковины и унитаза впечатлили Джона куда больше электрического света, который покорно появлялся по нажатию выключателя. Шторм тронул вентиль с горячей водой и из крана полилась вода. Сначала она была прохладной, но с каждой секундой становилась горячее.

Темноволосый мальчик, сидящий за обеденным столом, не пробудил в Шторме никаких чувств и эмоций. Он был точно также незнаком Джону, как и его «мать». Или не мать, а сестра, тётка, опекунша – не ясно. Джон молча сел за стол. На стопке толстых американских блинчиков таял кусочек масла. Отложивший игру Томми безнадежно пытался открыть непочатую банку арахисового масла и недовольно кряхтел. Пронаблюдав за ним с полминуты, Шторм взял тару из рук ребенка и одним движением открыл, подивившись тому, как тяжело ему самому это давалось раньше, много-много лет назад. Взгляд Джона зацепился за дату выработки продукта – 2013 год…  масло должно было давно уже разложиться на составляющие. Но ложка мальчика извлекла самое обычное арахисовое масло. Следов порчи продукта не было заметно.

Отредактировано Шторм (2013-04-05 15:39:02)

По обе стороны тарелки с блинчиками лежали столовые приборы. Вилка и нож. Даже в детстве Шторм не особо следовал этикету в процессе трапезы и предпочитал просто откусывать кусочки еды, нанизав ее на вилку. С годами навыки были утеряны безвозвратно, за ненадобностью. Опершись левым локтем о столешницу и склонившись над блинчиками, Джон вилкой в правой руке отделил часть верхнего панкейка. С секунду он рассматривал «добычу», силясь вспомнить, приходилось ли есть подобное раньше, до Великой Смерти, и, наконец, отправил блинчик в рот.

Вкусовые ощущения захлестнули Шторма. Он даже зажмурился и совсем позабыл о том, в каком странном месте и какой странной компании находится. Блинчики были сладкими и мягкими. В детском доме не кормили подобным. Но как-то они с Мег разжились мелочью и посетили какую-то придорожную забегаловку, где Меган заказала им панкейки с бананами и шоколадом. «Вот бы попробовать шоколад… и кофе. Горячий сладкий кофе со сливками.»

Джон не сразу сообразил, что у него спрашивают. А когда понял, его взгляд резко метнулся в сторону уже отошедшей к раковине женщины. Она продолжала говорить дежурную ерунду каким-то слишком бодрым голосом. И с лица её не слезала радушная улыбка заботливой матери семейства. Только вот глазами она не улыбалась. Когда Джону удалось поймать её взгляд, он коротко мотнул головой. «Не сам.» Видимо за домом наблюдают. Может быть, только подслушивают. Значит, Шторм ещё не сходит с ума. Он всего лишь пленник каких-то очень шизанутых людей. «Что это, эксперимент? Что будет, если начать задавать вопросы открыто?»

– Суховаты, – соврал Шторм, чтобы как-то на всякий случай скрасить своё негативное движение головой. Он прищурился, не сводя глаз с хозяйки дома. Им надо было поговорить… но, раз она задала свой вопрос украдкой, значит нарушать игру не безопасно. И Джон правильно сделал, что не полез во все тяжкие, как только очнулся. Что до Великой Смерти, что после куда выгоднее было оставаться наблюдателем и в любых ситуациях не рубить с плеча.

Джону показалось, что Томми улыбнулся. Вопрос женщины пацан конечно услышал. Значит при нём говорить можно. Вероятно и он, и его «мать» точно такие же подопытные. «Социальный эксперимент», – вспомнил Джон подходящее слово. Модель образцовой американской семьи. Странно, что у них «дочери» нет.

Вскоре панкейки исчезли. Пожалуй, все пережившие Великую Смерть умели быстро есть, не теряя ни секунды, ни крошки. Шторм поднялся, подошел к женщине, пробубнил:

– Спасибо, дорогая, – особо не задумываясь над смыслом слов. И склонился над «женой», чтобы благодарно чмокнуть ту в щеку. Но вместо поцелуя Джон шепотом спросил, – Где мы можем поговорить?

Отредактировано Шторм (2013-04-08 18:19:10)

Мужчина молча пошёл следом за своей вновь обретённой «женой». В его голове пространные размышления о приятном запахе, исходившем от тёмных кудрей, сменялись тревожными, судорожными попытками понять, что же происходит и для чего их всех тут заперли. Да и где находится это «тут»? А ещё эта густая прямая чёлка… кто вообще в нынешних условиях носит чёлку? Совершенно не практично. «Но причём тут чёлка?» – злился Шторм сам на себя. Эта женщина ему совершенно определённо нравилась. Может быть, вкусная домашняя еда так повлияла. Может быть сходство с Меган. Шторму было тяжело осмысливать подобные вещи. Непривычно. Все эти эмоции лишь мешали сосредоточиться на главной проблеме.

Для двоих в ванной комнате было тесно. Джон нервно передёрнул плечами, оказавшись лицом к лицу с Клэр. «Шампунь», – подумал он, принюхиваясь. Вот, что пахнет так приятно. Здесь есть шампунь. Шторм задумался на мгновенье и его взгляд заволокло поволокой. Но вопрос Клэр подействовал как пощёчина и вернул мужчину в «здесь и сейчас».

– Я Джон, – копируя быструю манеру «жены» говорить, ответил мужчина и тут же задал свой вопрос, пожалуй, слишком глобальный, но на придирки к мелочам явно не было времени. – Что здесь происходит?

На самом деле Джону внезапно захотелось, чтобы этого заговорщицкого диалога не было. И чтобы он был каким-нибудь клерком в банке или работягой на ферме, которому вся его жизнь до и после Великой Смерти приснилась в каком-то удивительно ярком сне. И чтобы шёл 2013-ый год, а в холодильнике стыла кола. А эта темноволосая красавица с огромными чёрными глазами на самом деле была его супругой, делающей холодные ночи горячими и страстными. Шторм закусил губу, потупив взгляд. Если они вдруг выберутся отсюда, захочет ли эта девушка продолжить знакомство? Может где-то её ждёт настоящий муж. И родные дети.

Слушая ответы Клэр, Джон внимательно разглядывал черты её лица. До Шторма в этом доме наверняка были другие «мужья». Что им полагалось делать? Забивать гвозди для картин? Смазывать поскрипывающие дверцы? Или, может… Джон хмуро подумал о двуспальной кровати, в которой очнулся ранее. И испытал настоящие муки ревности. Этот странный «олдскульный» дом явно действовал на него негативно.

Лицо Джона исказилось усмешкой. Как его только угораздило вляпаться в это дерьмо? Милые улыбчивые люди, готовые накормить, напоить, спать уложить, да ещё и секретами мастерства поделиться. Видать встреча с дружелюбным Эдди совсем мозги разжижила, раз Шторм купился на эти радушные лыбы и совсем не заметил лихорадочного блеска в глазах этой троицы. А как они смотрели-то на него… так бы и сожрали на месте. А теперь эти гавнюки где-то сидят и пялятся, как Джон, Клэр и Томми суетятся в этой консервной банке. Чем вообще можно заниматься 24 часа в сутки взаперти? Полочки от пыли вытирать по сто раз? И ведь ни черта не случится, как бы долго эти психопаты не ждали. Выходит ему тут куковать пожизненно? Джон с каждым мгновением становился всё мрачнее. Наконец его собственный взгляд стал совсем уж страшным, как будто Шторм вот-вот взорвётся и начнёт крушить всё вокруг себя, оправдывая свою глупую кличку. Он даже сжал пальцы на трубе, но вдруг обжёгся, и это как будто привело его в чувства. Глубокий вдох, медленный выдох.

Значит, секта. Шизофреники, которым кажется, что прошлое вернётся по мановению ока. По движению волшебной палочки. Если они будут тупо сидеть, смотреть на идеальную американскую семью и представлять, что и сами уже сейчас живут так. Джон не был уверен, но ему казалось, что это совсем не новая идея. Может быть, даже в какой-нибудь античной Греции некий философ уже высказывал подобное. Или в Китае.

Клэр и Томми, вроде бы, точно такие же пленники. По крайней мере, женщина. И видимо она здесь уже довольно долго. Но долго – это сколько? Месяц, два, год? Несколько лет?.. Шторм задумчиво посмотрел на Клэр.

– Сколько вы уже тут?

Джона интересовало очень многое. Но он сдерживался, чтобы не выдать за раз целый ворох вопросов. Когда первая волна злости прошла, Шторм вернулся к своим размышлениям. Как пленники моются сектанты не смотрят. И на том спасибо. Неужто им достаточно семейных трапез три раза в день и безобидных игр в карты и шахматы перед камином долгими вечерами? А где они берут все эти продукты? Мелкая мука, сахар, арахисовое масло, в конце концов. Вступают ли сектанты в контакт со своими «хомячками». Выполняют ли волю пленников? Если попросить что-нибудь – достанут, принесут?

Шторм присел на стиральную машину. Сколько усилий потрачено на реставрацию жилища со всеми удобствами. Электричество, проводка, водопровод. Тут ведь даже ремонт сделан. Их бы смекалку, да в нужное русло. Но почему-то гении всегда оказываются чуть-чуть безумными… если бы только суметь поговорить с их лидером. Вправить ему мозги. Мужчина снова усмехнулся, но теперь горько. Его и в детстве никто не хотел слушать. Как будто с годами что-то поменялось.

– Что они хотят видеть? – спросил Джон, чувствуя внезапную, свалившуюся из неоткуда усталость. Хотелось прилечь, кофе и… Клэр.

Нет, упрекать Клэр в столь долгом заточении Шторм не собирался. Он понимал, что и девушке, и ребёнку гораздо безопаснее и комфортнее жить в подобном заповеднике американской мечты, чем где-то снаружи. Удирать от бандитов, искать пропитание каждый день, рисковать жизнью, здоровьем, ещё бог весть чем – удовольствие сомнительное. А тут и тёплая постелька, и вкусно пахнущий шампунь, и даже горячая вода прямо из крана. А эти блинчики… настоящие блинчики из настоящей муки и даже с сахаром… Чем больше Джон думал обо всех окружающий его здесь благах цивилизации, тем сильнее болела его голова.

«Многие пытались…».

Прежним мрачным, штормовым взглядом мужчина наблюдал за суетившейся Клэр. Многие это наверняка всё мужчины. «Мужья». Губы дёрнулись в злой ухмылке. Глупо было вот так появиться в доме и сразу начать считать Клэр своей. Испытывать невесть откуда взявшуюся ревность, совершенно не обоснованную. Джон как будто поддавался правилам, которые ввела кучка психопатов для собственной утехи. Вживался в роль главы семейства, которому жена вдруг вздумала рассказать о целой своре «бывших». Вот бы всех этих «бывших» прибить на месте… да уж поди они и так на том свете. Видимо с каждым новым «мужем», стоило тому провиниться, сектанты как-то расправлялись. Клэр явно боялась своих тюремщиков. Значит, знала, видела, что они делают с нарушителями порядка.

Шторм молча вышел из ванной и прохромал вверх по лестнице, в спальню. Тут не было окон, которые в нынешнем положении его только нервировали, так как и через них сектанты могли наблюдать за домом. Он еще не знал, есть ли в доме чёткий распорядок дня, да и не хотел знать. Голова тянула к подушке, тем более, что нормальную подушку мужчина видел впервые за десяток лет. Сгруппировавшись на кровати и закрыв глаза, Джон пытался придумать дальнейший план действий. Пару дней проторчать тут, набраться сил (хотя пока они куда-то все утекали чудесным образом, словно в тех же блинчиках была далеко не только мука и яйца), понаблюдать. Попробовать вступить в контакт с шизанутым разумом. Ещё поговорить с Клэр, для этого придумать правильные вопросы. Те, ответы на которые, дадут максимум полезной информации. Почему-то казалось, что в доме крайне мало воздуха. Или это боязнь замкнутого пространства.

Шторм не заметил, как вопреки своему желанию погрузился в сон, беспокойный, приносящий только еще больше усталости. Мужчина ворочался и с губ его то и дело слетало имя сестры:

– Мег… Мег!

Он проснулся спустя несколько часов со слезами в глазах. В комнате никого не было и в доме было тихо, но снаружи, сквозь по-американски тонкие стены, доносились звуки. Перешёптывания, восхищённые возгласы, неодобрительное шикание. Даже не потрудившись утереть слёзы, Джон спустился в гостиную, где Клэр в и без того абсолютно чистой комнате делала вид, что занята уборкой. Он тут же увидел людей, заглядывающих внутрь сквозь не завешенные шторы, и скривился в отвращении. Люди. Глупые, жестокие, идущие на поводу низменных инстинктов, но старательно прикрывающиеся великими целями… Джон смотрел в эти однообразно тупые лица и в каждом, не зависимо от пола и возраста, видел тех монстров, что разлучили его с Меган, что причинили ей столько боли. Ему было не важно, что, оставшись живой в ту злосчастную ночь, потом, через год, Мег бы погибла, как все остальные. Ведь к тому моменту ей бы было уже 17. Что на самом деле случилось с девушкой, Джон не знал. И вряд ли уже когда-либо узнает.

Щемило сердце. Кажется, все эти годы уединения Шторм мучился желанием смочь сберечь хоть кого-то в этом мире. И из-за этого ввязывался в уличные потасовки, делился провизией с голодающими, выводил заблудившихся на безопасную дорогу. Совершенно особое отношение у него было к попавшим в беду девушкам. Он физически не мог терпеть женский крик и слёзы. Любая боль, причиняемая в его присутствии девушке, сторицей ударяла по нему.

Сейчас он видел Клэр и видел эту толпу безумных фанатиков. Всё его желание спасти и защитить сконцентрировалось в тёмноволосой незнакомке, давно смирившейся с частой сменой мужей и обузой в лице чужого ребёнка. Джон моментально оказался возле Клэр и порывисто обнял её со спины, закрывая совсем хрупкую на его фоне фигурку, от жадных взглядов.

Сердце стучало как бешеное, норовя вот-вот пробить грудную клетку. Сквозь тонкую ткань бежевого платья Клэр могла это чувствовать.

– Мы выберемся отсюда, – прошептал Джон дрожащим голосом, чувствуя почти физическую боль от устремлённых к ним глаз.

Медленно воспоминания о сне оставляли Джона. Высыхали и слёзы, так и не тронутые. Оставалась только агрессия по отношению к тем чучелам, что пялились в окна, как в аквариум, и неприличным громким шёпотом обсуждали всё увиденное. Шторм почувствовал, как вдруг напряглась Клэр. Решимость его тут же куда-то испарилась, Джон затравленно глянул на силуэты прошедших мимо окон вооруженных людей и отпрянул от «жены». Может быть, в этот момент у него промелькнула мысль, что за подобные вольности можно лишиться жизни, но было по большому счёту всё равно. Как пощёчиной огрело его понимание, что он так и не знает, что делать, чтобы, если не вырваться самому, так спасти девушку. И от собственных громких слов о спасении стало смешно и тошно. Супергерой… хромой мальчик, названный в честь супер-женщины, умеющей управлять погодой. Что ты можешь? Только удивлять встречных необычным цветом волос. И молчать.

Впрочем, Клэр была права. Вляпываться в неприятности Шторм умел по высшему разряду. А этот дом и секта, и даже Клэр – это просто феерия его невезучести. Обстановка в доме, слишком похожая на жизнь до Великой Смерти, навивала все те воспоминания, от которых Джон старался убежать, чтобы не сойти с ума от длящегося годами горя. Его колбасило от, с одной стороны, желания жить спокойно, тепло, сытно и предсказуемо, с другой – какой-то волчьей тяги на волю, в леса, в тишину богатой американской природы, которая с готовностью и материнской лаской приняла когда-то сбежавшего от остатков цивилизации ребёнка. Страдания выбора отразились и в выражении лица пленника. Хмуро наблюдая за тем, как с металлическим звоном цепей и замков, открывается входная дверь, Шторм кусал губы. И представлял, как бы он сейчас подбежал к стражникам. Может быть, смог вырвать оружие у одного из них. Заколоть другого. А что потом? Получить по затылку чем-нибудь тяжелым. В лучшем случае его отправили бы назад. В худшем – к столбу и забить камнями. Негодяй, еретик, ты оскверняешь нашу веру. Что-нибудь в этом духе Джон бы и услышал в последние мгновения своей жизни. В Америке и до Великой Смерти было огромное множество сект и общин. И все они отличались слепой убеждённостью в правильности своего уклада жизни. Эти такие же. Только остервенели. И будут биться за свою веру (абсурдную!) до последней капли крови.

Все вероятные события выстроились в диафильм. На минуту взгляд седого мужчины заволокло пеленой. С тяжелым вздохом взгляд сфокусировался на людях, столпившихся в прихожей.

Джон даром, что не подпрыгнул от неожиданно опустившейся на его плечо руки. Как-то затравленно он оглянулся на Клэр, которая, казалось, хотела предостеречь своего нового «мужа» от опрометчивых поступков. Но вот так дать этим людям уйти и запереть дверь снаружи Шторм не мог. Весь мир с его свежим воздухом и пронзительным ветром, бурями, ненастьями, ураганами и палящим солнцем сомкнулся на дверном проёме, сквозь который на пленников смотрели множество пар глаз. Может быть сектанты и были по сути своей радушны и дружелюбны, но Джон не мог испытать ни одного доброго чувства к этим умалишённым. Каждая улыбка казалось ему натянутой маской лжи и лицемерия. Кто-то промыл им мозги, зазомбировал. Загипнотизировал. В здравом уме и по собственной воле невозможно поверить в то, что проповедуют эти люди.

– Я могу задать вопрос? – как можно внятнее и чётче произнёс Шторм, делая шаг навстречу вооружённым мужчинам. Один из тех, что носил корзины, бросил свою поклажу и тронул приклад охотничьего ружья, висевшего у него на плече, но охранник, стоявший возле двери, что выглядел явно старше остальных, коротким жестом остановил носильщика. Уловивший существующую иерархию Джон смотрел уже только на старшего охранника.

– Я бы хотел поговорить с вашим лидером, – продолжил Шторм, поворачивая спокойно опущенные вдоль туловища руки ладонями вперёд. – Задать ему несколько вопросов, чтобы лучше понять ваши… убеждения… и ожидания.

По правде Джон не думал, что ему ответят и тем более исполнят просьбу. Но его слушали и это обнадёживало. В свое время Шторм принял решение молчать именно потому, что никому вокруг не было дела до того, что он мог сказать. Сейчас такой поток связной речи дался мужчине тяжело. Приходилось лишний раз концентрироваться, чтобы не забыть, что уже сказал, а что надо ещё сказать.

Джон смотрел на охранника, охранник смотрел на Джона. С пару минут они так и стояли, молча, не двигаясь. Наконец, Шторм почувствовал, как закипает. Очень захотелось взять одну из принесённых вооруженными мужчинами корзин и зарядить ею в ряху этому мужику, решившему, по всей видимости, изображать глухонемого. Но нечто, что можно было назвать инстинктом сохранения или здравым смыслов, заставило Джона подавить вспышку ярости. Поняв, что никакого ответа не будет, он развернулся, стряхнув с плеча руку заботливой «жены» и скрылся в ванной. В тот момент Шторму было всё равно на сказанный Клэр запрет находиться в этой единственной не просматривающейся комнате долго. Ему хотелось сидеть в тесной комнатушке до тех самых пор, пока кто-нибудь из этих фанатиков не придет и не скажет хоть слово. Ребячество… если бы у Джона были родители, он бы наверняка знал, что так делают дети, которых не пускают на вечеринку в доме соседа или на концерт в соседний мегаполис. Джон просто чувствовал безграничное бессилие. «Неужели никак нельзя вырваться?» – думал он, сидя на закрытом унитазе, ероша волосы пятернёй.

Мальчик вошел без стука. В дверном проеме показалась его лохматая голова. Когда Шторм поднял глаза, Томми протянул ему маленькую баночку клубничного джема.

– Открыть? – безэмоционально спросил Джон, отвлекаясь от вводящих в тоску мыслей. Мальчик кивнул. – Откуда они берут эти банки? – Томми пожал плечами. Кажется, говорить он не любил точно так же, как его хромой новоиспечённый «папа».

Открыв банку, Шторм запустил туда палец. Лизнул. Самый настоящий джем, только слишком уж сладкий с непривычки.

– Вкусно, – констатировал мужчина для поддержания диалога.

Томми снова пожал плечами и скрылся вместе с банкой в коридоре. До великой смерти Шторм часто слышал тезис, что одна шоколадка на порядок улучшает настроение. Может быть, так оно и есть. От клубничного джема тоже как будто стало легче дышать. Если б только эти тупые морды не торчали в каждом окне. «Наверное, Клэр подумала, что я совсем дурак» – почему-то озаботился Джон.

Внезапная озабоченность тем, каким его посчитает Клэр, пригвоздила Джона к своему убежищу. Скверное убежище. Как в школе – прятаться от обидчиков в кабинке туалета, ожидая, пока занятия кончатся и все разойдутся. Или кто-то не вышибет дверь, чтобы выволочь добровольного узника силком. Шторм попытался представить, что будет, если он и правда решит никогда отсюда не выходить. Всяко ничего хорошего. Идеи, как повлиять на сектантов, самоуничтожались одна за другой. Следом таяла и надежда.

Он решил вспомнить блага цивилизации и впервые за 15 лет воспользовался душем. Тёплая проточная вода с непривычки обжигала, а после мыла кожа чесалась. Странно было почувствовать себя слишком чистым. Махровое полотенце, чистое, мягкое и приятно пахнущее какой-то бытовой химией, также было в новинку. Его прикосновения к коже было сродни прикосновению чистых простыней, когда-то давным-давно, в глубоком детстве.

Джон вытирал волосы, когда в ванную снова бесшумно проник Томми. Нагота нового «папы» его ничуть не смутила, а вот татуировки явно заинтересовали и мальчик замер, следуя взглядом за витиеватым узором. Самого Шторма наличие или отсутствие одежды на самом себе никогда не беспокоило. Он хмыкнул, увидев отражение заинтересованной мордуленции мальчишки в зеркале.

– Нравится?

– Да, – подал голос Томми. Как у всякого редко разговаривающего человека голос мальчика был с хрипотцой. – Больно?

– Больно, – кивнул Джон и принялся одеваться.

Из кухни доносился вкусный запах. Когда последняя пуговица была застегнута и Джон для удобства закатал рукава рубашки, Томми поманил его в сторону кухни. Вдвоем выходить к камерам и Клэр было не так неловко, но Шторм все-таки замер на пороге кухни, не решаясь сесть за стол или сделать что-то еще.

С непросушенных белых волос на ткань рубашки капала вода. Джон всё-таки сел на ранее облюбованное им место, которое, по всей видимости, и предназначалось «отцу семейства». При мысли о себе в такой роли, мужчина неслышно усмехнулся. В том мире, который остался далеко позади, в этом возрасте у Джона могла бы быть настоящая семья. Может быть какая-нибудь девушка искренне любила бы его. Может быть у них был бы даже ни один ребёнок. А на заднем дворе он бы своими руками соорудил качели. И маленький-маленький пруд с золотыми рыбками. Но, скорее всего, Джона, внезапно поседевшего и замолчавшего на долгие годы, просто упекли бы в психиатрическую лечебницу. Так что какая уж тут любящая жена и дети… Шторм посмотрел на увлеченного бутербродами с джемом Томми. Мельком – на Клэр, возившуюся с курицей. Вот она, единственная возможность пережить то, чем жили предки. «Наслаждайся, раз уж не можешь вырваться».

Лепет «жены» о соседях поначалу казался бредом сумасшедшего. Однако Клэр очень увлечённо рассказывала о том, что у миссис Браун кто-то попортил все розовые кусты, а в полиции не приняли заявление и теперь несчастной пенсионерке приходится самостоятельно выслеживать вредителя и даже ставить в саду капканы. Но подобные действия несанкционированны, так что старушка сама рискует нарваться на иск, если в ловушку кто-то угодит. Под конец рассказа Шторму стало казаться, что это всё самая настоящая правда. И что стоит встать, выглянуть в окно, и можно увидеть и запыхавшуюся старушку-Браун, и негодяя Майкла из дома на углу улицы, который развлекается тем, что делает гадости соседям. Но не стоит во всём винить Майкла, ведь отец-пропойца лупит его каждый божий день. А матери нет до этого никакого дела. Всё ее внимание поглощено младшей дочерью, которую по несколько раз в год возят на конкурсы красоты.

– Спасибо, очень вкусно, – сказал Джон, прерывая рассказ Клэр, и по привычке утёр рот рукавом.

На фарфоровой тарелке поблескивали желтые капельки масла. Было действительно вкусно. Как получать масло во всей поселениях, через которые проходил Шторм, ещё не додумались. Поэтому картошку обжаривали в мундире. Мясо птицы – на вертеле. И из приправ были разве что разные пахучие травки. В целом пища была очень пресной.

Джон так и не понял, что именно требуется от него в этом образцовом доме. Также сочинять небылицы про несуществующих соседей? По несколько раз на дню обсуждать с женой будущий ремонт, рыбалку, на которую зовет несуществующий друг на все выходные, мальчишник иллюзорного брата и переезд любимой тёщи из Огайо? Ерунда какая. Как будто два взрослых человека играют в куклы.

Шторм помрачнел в тот же момент, как помрачнело небо за окном. У него часто портилось настроение одновременно с погодой. Было в этом что-то мистическое. Как будто не зря дали ему эту глупую кличку, которая с годами почему-то стала роднее имени.

– Чем тут вообще можно заняться? – в полголоса спросил Джон, смотря почему-то главным образом на Томми.

С минуту Джон просто наблюдал за Клэр, вернувшейся от раковины к своему месту за обеденным столом, и за ливнем, который поднимал столпы пыли на улице. Клэр выглядела какой-то бесконечно усталой. Жить в притворстве столько лет не каждому по силам. Ливень обещал быть долгим. Он манил к себе, к свободе, которую давали огромные пространства, которые преодолевают грозовые облака. Казалось, вот-вот почувствуешь запах озона и мокрой листвы… но окна были заколочены намертво. Даже форточки не открыть. Между тем что-то в мыслях мужчины уже свербило и не давало покоя. Ливень, проблемы с генератором, перебои электричества, камеры… «Камеры…». Зрачки в глазах Шторма внезапно расширились. Он вскочил с места, чуть не уронив табурет. Томми, очевидно видевший ранее насилие в этом доме «американской мечты», отшатнулся в первобытном страхе.

– Где мои вещи? – резко спросил Шторм и, не дожидаясь ответа, выскочил из кухни.

По дороге на второй этаж он крикнул Клэр, которая вышла за ним следом с непонимающим взглядом:

– Это шанс выбраться!

Действовать надо было быстро. Джон не знал, в какой срок сектанты могли нормализовать подачу электричества. Вбежав в спальню, Шторм включил свет, чтобы, в случае чего, сразу узнать, что работа генератора восстановлена. Он стал рыться в шкафу, но там были лишь тонкие брюки нескольких размеров, да рубашки, и всяческие женские платья. Одежда, явно не подходящая для побега и дальнейшей походной жизни. Оглянувшись вокруг себя, Шторм приметил дверь в кладовку. Она была плотно захлопнута, но не заперта. Из темного помещения пахнуло пылью.

К тому моменту, как Клэр появилась в комнате, Шторм уже натянул на себя синий комбинезон с эмблемой какой-то энергетической компании, белую футболку с логотипом Кока-колы на груди, и резиновые сапоги.

– Вы пойдёте со мной или нет? – не отвлекаясь, спросил Джон, уже абсолютно спокойным тоном, и с ожесточением затолкал в огромный матерчатый рюкзак зелёную парку. Всё это было не его привычным и уже родным хламьём, но на первое время сойдет. Лишь бы выбраться, а там уж…

«Дура», – с неожиданной злостью подумал Шторм, глянув совсем тёмными глазами на застывшую в ужасе Клэр.

– Снаружи безопасно. Там никто никогда не сможет указать тебе, как жить, что говорить и где находиться. Ты уверена, что вас завтра же не пустят на корм свиньям? Вы можете надоесть этим сумасшедшим в любой момент. А не убьют, так просто выкинут. Куда тогда пойдет ребёнок, ни черта не зная о жизни?

Джон хотел добавить, что он обязательно позаботится и о Клэр, и о Томми, но боялся, что они только зря доверятся ему, а он допустит фатальную ошибку. Или ему просто не хватит сил. Как с сестрой… поэтому он просто резко заткнулся, предоставив Клэр решать самостоятельно, оставаться здесь или рискнуть уйти.

Между тем вопрос, как же выбраться отсюда, был действительно актуальным. Решетки, замки… в таких домах есть чердак и черный ход. Может быть, там  найдутся лазейки. Обогнув Клэр, Шторм выглянул в коридор в поисках лестницы на чердак. Лестницы не было, но в потолке был люк. Мужчина спустился на первый этаж и нашел вторую дверь. Она была заколочена снаружи; изнутри торчали концы длинных ржавых гвоздей. Джон прислушался, пытаясь расслышать людские голоса и так понять, охраняется ли выход. Но снаружи шуршал только дождь. Да изредка раздавались раскаты грома. Шторм оглянулся на в очередной раз погасшую лампочку и решил попробовать выбить дверь. Она открывалась наружу и снаружи же была заколочена досками. Казалось бы – чего проще.

Но прежде, чем приступить, Джон вернулся на кухню и выбрал самый большой нож. Когда он выходил обратно к черному ходу, рядом возник Томми. Он смотрел на несостоявшегося отца тревожно, боясь и его решительности, и обнаженного ножа, и самого факта, что сейчас этот чужой человек может пробить выход во внешний мир, которого Томми совсем не знает.

– Пошли со мной, – тихо сказал Шторм и, не дожидаясь ответа, двинулся дальше.

Выбить дверь было не так легко, как казалось. Но всё-таки с каждым ударом плеча она поддавалась. И вскоре в коридор уже просачивался свежий воздух.