Джереми не мог сказать, когда это точно началось. Речь не шла про их сексуальные контакты в целом – этого мужчина совершенно не чурался. Микки был для него не более чем вещью, одной из тех, что он носил с собой в рюкзаке. Поэтому шатен пользовался им, как и всем, что принадлежало ему – как хотел и когда хотел. Микки был еще совсем ребенком, когда помогал Джереми снимать напряжение, как умел в том возрасте. Мужчина никогда не чувствовал зазрения совести или какой-то подобной сентиментальной на его взгляд ерунды из-за того, что растлевал малолетнего. Законы прежнего мира давно подохли вместе со всеми его обитателями, за исключением таких как он. Тех, кто выживал на своих условиях.
Впрочем, маленький он был не слишком интересен мужчине. Разве что в случаях, когда их походы затягивались или в посещаемых городах не встречалось человека, согласного провести ночь с Джереми. Мальчик рос и сам начинал проявлять интерес ко всем этим взрослым вещам. К чести, Джереми никогда не мешал ему экспериментировать подобным образом с девчонками.
Так вот, подобный уклад жизни абсолютно укладывался у Джереми в понятие нормы. Он испытывал естественные потребности, естественным же образом их и удовлетворял. Конечно, раньше это вызвало бы отвращение – с мальчишкой, да еще и столь юным – но, опять же, это было давно. Гораздо худшим было то, для чего Джереми изначально подобрал блондина, для других своих нужд.
Джереми не мог сказать, когда в нем проснулся этот извращенный интерес. Просто в какой-то момент Микки перестал быть ребенком. Жилистый, довольно гибкий, медленно, но все же развивающийся парень стал привлекать не только, когда потребность в разрядке достигала предела. Да и тот был совсем не против. Подростковый всплеск гормонов довольно круто поменял характер и поведение блондина. Немного запоздало, конечно, но ни Джереми, ни сам Микки даже понятия не имели, сколько тому лет, поэтому уж точно не задавались подобными вопросами.
А потом это слово… Опять же, когда Микки был совсем еще ребенком и ростом был едва выше пояса своего старшего товарища, их часто считали отцом и сыном, и Джереми не обращал на это никакого внимания. Когда же мелкий начал вторить окружающим, мужчину это сильно раздражало. Он не нанимался в няньки этому пацаненку и не собирался  заменять ему настоящего отца. Конечно, он его кормил, обучал, защищал, но точно никак не мог даже пройти отбор на конкурс «Папа Года», если бы таковые проводились в их мире.
Микки же видел раздражение, возникающее у охотника, и специально травил его, чувствуя свою мнимую безнаказанность. Ох, сколько раз Джереми порывался перерезать паршивцу глотку, чтобы он заткнулся раз и навсегда. Но всегда останавливала рациональность. Было бы слишком небрежным расходовать свои ресурсы просто из-за эмоционального порыва.
К тому же, если уж быть откровенно честным, Микки всегда немного отличался от своих предшественников, которые к несчастью согласились или были вынуждены быть спутниками Джереми. Он приносил немало пользы чуть ли не с первых недель совместного путешествия. С удовольствием научился и только оттачивал свой навык оскабливания шкур, которые они потом меняли в городах на недурные вещи – ведь шкуры использовали теперь как матрасы и одеяла. Микки даже недурно стрелял, несмотря на то, что пистолет был еще слишком тяжел для детской руки.
Потом Микки, кажется, надоело это занятие или он нашел себе другое, не менее раздражающее охотника. Их все чаще воспринимали больше как разновозрастных спутников, но, кажется, однажды кто-то вновь счел его отцом Микки, и «шалость» вернулась в их жизнь. Только теперь, сжимая в руках податливое тело, такое жадное до ласк и большего, слушая это «папочка», что мальчишка выстанывал так сладко, Джереми чувствовал, как внутри все переворачивалось. У него будто что-то перемыкало в голове; это чертовски возбуждало!
Возможно, виной было все то же собственническое чувство, которое теперь только сильнее разгоралось от того, как охотно Микки опускался на его бедра и требовал у своего «папочки» большего. Разве он мог отказать такой просьбе? Так было часто, так было и сейчас. Мальчишка лез к нему с какой-то детской нежностью, со своими объятиями и поцелуями, которые Джереми считал сущей глупостью, но по какой-то причине потакал ему в этом. Он даже осторожничал, чтобы не травмировать парня, но все равно животная страсть пересиливала.
Молча, Джереми приподнял бедра блондина, снимая его с себя, и подтолкнул на траву, почти моментально оказываясь сверху. Прижимая Микки к земле своим разгоряченным телом, он вновь направил себя в еще узкое мальчишеское тело, содрогаясь от удовольствия. Стоны, которыми заходился парень, только подбадривали к более активным действиям. Джереми, каким бы замкнутым он ни был, не мог не оценить по достоинству то, как парень сжимал пальцы, наслаждаясь процессом, то как извивался под ним, то каким насыщенным становился его голос, срывающийся с протяжных стонов на легкие вскрики.
Это немало льстило мужчине, хотя он и видел эту блуждающую улыбку, когда Микки поворачивал голову и вновь, и вновь произнося заветное слово. Джереми оперся локтями о землю, приподнимаясь с юного любовника, чтобы склониться и рвано, порывисто целовать тонкую шею – сзади и сбоку, немного царапая ее грубой щетиной, отросшей за несколько дней. Отвлекшись на это занятие, Джереми чуть сбавил темп и почувствовал, как Микки, совершенно рефлекторно, подался телом назад, но мужчина только усмехнулся. Еще одна извращенная мысль сверкнула в его голове, эдакая легкая месть за все эти издевательства, которыми Микки сводил его с ума.
Он отстранился сильнее, выскальзывая из тела мальчишки, но, не выпуская его из своих рук и продолжая целовать тонкую кожу – Микки ведь этого так хотелось. Сверкнув серым взглядом и чуть усмехнувшись, Джереми проговорил только одно слово:
- Попроси…

Отредактировано Джереми (2017-09-26 23:19:43)

С недавнего времени Микки просто сводил Джереми с ума. Дело было не только в том, что мальчишка регулярно балансировал на краю, рискуя безвозвратно свалиться в смертельную яму, доводил своего взрослого спутника до белого каления и вел себя порой даже истерично в глазах охотника. К этому Джереми как-то попривык. Его раздражали все люди без исключения, поэтому в том не было ничего удивительного, что периодически у мужчины возникало страстное желание прострелить голову тому, кто крутился рядом и без зазрения совести сесть ужинать в тихом одиночестве.
Но помимо досаждающего поведения, Микки стал по-настоящему озабоченным. Он мог завестись, казалось, от всего на свете – взгляда, слова, не говоря уже о прикосновениях. Мальчишка довольно часто лез к Джереми со своими объятиями и даже поцелуями, чем поначалу вводил смурого мужчину в неописуемый ступор. Он не привык ни к такому поведению Микки, ни вообще к такому отношению касаемо его самого. Люди, обычно, напротив, старались сторониться хмурого и молчаливого охотника, и того этот факт более чем устраивал.
Эта новая линия поведения спутника выбивала Джереми из колеи, заставляя чувствовать нервную напряженность. К счастью, мальчишка не давал охотнику надолго задуматься над этим. Со временем это переросло в некую привычку, точнее, Джереми перестал хотя бы вздрагивать от подобных выходок Микки, прекрасно понимая, что за ними неизменно последует. Более того, мужчина начал получать от всего происходящего свое извращенное удовольствие.
Казалось бы, что в этом худощавом мальчишке было такого? Уж за двадцать с лишним лет у Джереми было достаточно партнеров, с которыми он мог сравнивать. Микки точно не отличался какими-то выдающимися внешними данными. А те, кто продолжал утверждать, взяв фразу из старого мира, что важнее были внутренние качества, могли смело отправляться в дальнее нескромное путешествие, потому что Микки, не смотря на сравнительно юный возраст, был тем еще мудаком.
Беда была в том, что этот последний пункт Джереми тоже полностью устраивал. Он был, по сути, даже повинен в том, что направил становление личности Микки в данное русло. И теперь на лицо был результат: гаденыш был настолько эгоистичен, насколько это вообще можно было представить. Пользуясь всем и всеми вокруг себя, он всегда добивался того, чего хотел. Пробовал он провернуть такую фишку и со своим спутником, но тут пока прокололся. Хотя Джереми прекрасно видел, как ловко учится его спутник, развиваясь в нужных направлениях. Он уже добился большего расположения от охотника, чем тому хотелось.
Даже сейчас, откровенно манипулируя мальчиком посредством его нетерпеливости, Джереми понимал, что идет на поводу у собственных желаний, которые подозрительно точно совпадали с желаниями Микки. Блондин выгибался, откровенно подставляясь Джереми, подавался назад в попытках вернуть прежнее удовольствие, и действительно просил. От этого голоса, так и частящего своим развратным «папочка», кровь в жилах вскипала.
Джереми хотелось откровенно врезать себе по морде, чтобы отрезвить рассудок, пока еще нежный, не огрубевший тембр выговаривал такие грязные слова. Но охотник не хотел отказывать себе в удовольствии исполнить все прихоти своего мальчика. Он всегда успеет вернуться к своему абстрагированному состоянию, а сейчас, пока его самого устраивало абсолютно все, он хотел этим наслаждаться.
- Тогда скажи «пожалуйста», - протянул низким голосом Джереми, хотя и сам уже еле сдерживал себя. Горячее тело, такое желанное сейчас, было слишком близко. Впрочем, казалось, что Микки сейчас был готов на все, и это тоже чертовски нравилось мужчине. Это легкое ощущение собственной власти и чужой покорности. Поэтому, получив спустя доли секунды желаемое, Джереми направил себя обратно, одним плавным, широким толчком входя в юное тело. Он замер лишь на миг, но быстро набрал прежний темп, приподнявшись, чтобы крепко зажать узкие бедра руками, не давая мальчишке пошевелиться.
Почему-то Джереми был более чем уверен, что именно этого блондин и хотел. Чтобы им откровенно и грязно пользовались, и ловил от этого свой собственный кайф. Джереми этого не понимал, но уж точно не пытался в этом разобраться, глядя на проступающие позвонки обнаженной спины и тонкую шею Микки и слушая его возобновившиеся стоны.

Иногда Джереми даже не сомневался в том, что Микки закончит свою беззаботную жизнь именно в его руках и довольно трагично. Впрочем, даже это в Новом мире можно было считать за удачу, так как своих жертв мужчина не мучил, убивая быстро. Джереми не был садистом, но именно этот маленький паршивец пробуждал в нем целый ворох животных инстинктов, что в сочетании с не очень-то и стабильной психикой, могло возыметь совсем не тот эффект, на который рассчитывал Микки.
Но пока все обходилось, и блондин ловко пользовался этим своим умением. Он просто обожал подставлять незнакомых ему людей, обрушивая на них злость своего сурового спутника. Наслаждался тем, как Джереми медленно и опасно выходит из себя, раздражаясь на его, Микки, выходки. И, по сути, был даже большим чудовищем, чем его спутник.
Вот и сейчас, откровенно пользуясь доступным ему телом, Джереми чувствовал эти нотки садизма, которые взрастил в нем блондин. Падать до уровня животного всегда было куда проще и быстрее, чем оставаться человеком. Эгоистично наслаждаясь собственными грязными прихотями, Джереми все равно подмечал, как наслаждается этим его юный любовник, и это откровенно раздражало в какие-то секунды, когда животное эго возвышалось над человеческим «я».
Жестко врываясь в тело Микки, который уже даже не мог кричать, Джереми все же заставил себя переключиться от этих ноток раздражения, которые, казалось, были бессменными спутниками на всем его жизненном пути. И теперь просто ловил естественное удовольствие, в том числе и от некой вседозволенности, которая развращала нынче каждого второго человека.
Прижавшись к узким бедрам максимально плотно, Джереми шумно выдохнул, оставляя синяки на коже спутника там, где крепко сжимал его пальцами. Кажется, тот даже и не заметил этого, устало опустившись на траву, едва мужчина перестал его держать. Глубоко дыша, силясь быстро успокоить сбившееся дыхание, Джереми уселся на траву, спокойно и невозмутимо глядя на Микки, который, словно довольная кошка, возился на земле, пока его юношеское тело все еще подрагивало от удовольствия.
И снова это заветное «слово», от которого тупая волна остаточного возбуждения скользнула куда-то вниз по животу. Но Джереми только моргнул, едва поморщившись – скорее рефлекторно, чем осознанно – когда Микки снова полез к нему со всякими нежностями. Он не оттолкнул его, но и на фразу никак не отреагировал. Что говорить-то? Джереми и так прекрасно видел, какой нереальный кайф испытывал его спутника, это было понятно и без слов. Самолюбие не могло не ликовать, но осознанно мужчине было плевать на собственное, как и чужое мнение о нем.
Микки же продолжал радовать стальной взгляд охотника, гибко потягиваясь на траве. Тело у него и впрямь сформировалось что надо. Протянув руку, Джереми провел грубой ладонью по внутренней стороне бедра мальчишки, чувствуя под пальцами тонкую, чуть влажную кожу. От колена и выше, заставляя мышцы вздрагивать. Но минуя пах, Джереми скользнул по подтянутому животу, чуть сжимая пальцами плохо очерченную, типично мальчишескую талию.
При этом смотрел Джереми на своего спутника примерно с тем же анатомическим интересом, как на тушку какого-нибудь животного, которую расчленял. Хорошая все же была вещичка, надо было продержать ее подольше рядом с собой. Поумерить свое раздражение, поиграть в эту игру «я берегу тебя» подольше. Пока, по крайней мере, не наскучит или не вернется вполне ожидаемое желание вернуться к одинокому блужданию по этому миру.
- Пойдем, надо до темноты успеть, - резко прервал все Джереми, убирая руку как ни в чем не бывало и потянулся за своей одеждой.

Чувство собственности и перманентная ненависть ко всему оставшемуся человечеству определенно были двумя ниточками, за которые так любил дергать Микки. В этом вытянувшемся и заметно окрепшем теле еще вовсю царствовали подростковые гормоны, поэтому обхитрить своего более опытного спутника у мальчишки пока не получалось. Давить на жалость и какие-то положительные чувства тоже было, в общем-то, бесполезно – кажется, их совсем не осталось у смурого, вечно хмурого мужчины. А вот эти два чувства великолепно вписывались в игру Микки.
Притом Джереми всегда учил своего юного спутника поумерить свой пыл и держать собственные эмоции в узде. Раз за разом он повторял это, как занудную, надоевшую до печенок песенку. Эмоции могут ослабить тебя. Человек, подверженный как позитивным, так и негативным эмоциям – слаб. За радостью, как и за ненавистью можно не заметить важного или вовсе потерять самообладание. Тем не менее, раз за разом собственное правило и нарушал, предаваясь излишней гневливости, если, конечно, это можно было так назвать. Ведь внешне Джереми ничуть не менялся.
Все дело было в чертовом собственничестве. Джереми не собирался делить что-то свое с кем-то еще. Он либо меняется, как было принято в этом мире, либо оставляет свое себе, и никак иначе. То же касалось и Микки, которого мужчина совершенно спокойно считал своей собственностью. Он подобрал его совсем малого, потратил на него свои силы, ресурсы и время. Так с чего вдруг кто-то другой может решить, что мальчишка может поменять своего «владельца»? Так уже случилось однажды в детстве Микки, когда того выкрали извращенцы, цедившие детскую кровь. Это продолжало случаться и дальше, но уже по вине самого блондина.
Вероятно именно с того происшествия, когда Джереми высвободил его из затхлой конюшни, где мальчишка проводил время в плену, Микки и ощутил какое-то странное чувство защищенности и безнаказанности. Наверное, он и понятия не имел, как сильно рисковал Джереми ради своего гребаного чувства собственности, и насколько он выложился, чтобы перебить всех, кто был к этому похищению причастен. С тех пор, конечно, многое изменилось, и вряд ли подросший парень считал своего спутника всесильным, но продолжал играть с огнем, подставляя как себя, так и мрачного охотника, бредущего за ним по пятам, как тень.
Этот несносный мальчишка прекрасно понимал, какие именно действия и слова с его стороны спровоцируют Джереми на то, чтобы он вышел из себя. Правда злость эта не держалась долго. За долгие годы охотник хорошо вымуштровал себя. Схема всегда была одна – Джереми невероятно бесился, когда видел то, что видеть не желал, но в какой-то момент его ярость прерывалась тихим щелчком, и в голове начинала царить полная тишина. Вот тогда Джереми просто делал то, что хотел сделать – уничтожал проблему. Спокойно, без лишних разговоров и агрессии. Настолько хладнокровно, будто перед ним были не живые люди, а предметы. И это ничуть не беспокоило Джереми – он даже находил этим несчастным достойное применение.
Так как это не волновало Джереми, он и не думал о том, что его спутник может учудить на сей раз, в городе, в который они направлялись. Охотник просто оделся и пошел в нужном направлении, даже не оборачиваясь на Микки. Он видел, на каком этапе сборов тот находился, и резонно решил, что быстроногий мальчишка нагонит его уже через каких-то пять минут. Даже не успеешь насладиться приятным молчаливым обществом самого себя. Когда же Микки поравнялся с ним, Джереми лишь бросил краткий взгляд, словно убеждаясь, что это именно он, а никто иной, и не произнес ни слова до тех пор, пока они не вошли в город.
- Найди нам место, где можно переночевать, - кратко скомандовал Джереми. С каждым годом он все больше сваливал на мальчишку обязанностей, связанных с общением с людьми. Сам он, хоть и мог изображать из себя «нормального», делать этого крайне не любил. Увы, с мрачной миной и угрюмым молчанием, много товара не продашь, поэтому приходилось ломать комедию, над которой в последнее время все чаще потешался Микки, прекрасно зная, каков его спутник на самом деле. Но зачем это было продолжать, если можно было наловчить Микки, которому, кажется, общение с незнакомцами было даже в радость. Когда у этого пацана было хорошее настроение (оно всегда было хорошим по мнению Джереми, но частенько даже с ним он любил бесить окружающих), охотник мог слышать, как тот интересуется новостями, событиями города и прочей ерундой, которая его спутника никогда не трогала.
- Мелкий, - подозвал снова Джереми, и, когда Микки обратил на него внимание, проговорил, - Никакой болтовни и не впутайся ни во что. Если мне придется тебя искать, я тебе голову сверну. Придешь к тому дому минут через тридцать, - Джереми указал на нужное здание. Он до сих пор пользовался этими старыми, давно забытыми мерами времени, хотя часов ни у кого и не было. За редким исключением тех, что работали на солнечных батареях и умудрились не разбиться и не сломаться за столько-то лет. Джереми таких уже давно не видел, но любой ребенок Старого мира еще ощущал это внутреннее чувство времени. Труднее было приучить к этому Микки, который понятия не имел, что такое минуты, часы и секунды, но с годами уже тоже нарисовал для себя картинку того, что имел в виду Джереми, когда так говорил.

Самым забавным было то, что Джереми в большинстве случаев действительно слушал и слышал своего болтливого спутника. Просто не считал нужным хоть как-то реагировать на все произнесенное и спрошенное. Джереми отлично фильтровал информацию в голове. В основной своей массе Микки говорил абсолютно бесполезные вещи, призванные хоть как-то скрасить мнимую скуку дороги, поэтому Джереми и молчал. Отвечал он только на вопросы по делу и только один, максимум два раза. Последняя привычка выработалась потому, что в более младшем возрасте Микки имел обыкновение задавать подобные вопросы по десять раз на дню, прекрасно запоминая, на что именно Джереми подавал голос. Дрессировать себя подобным образом мужчина себя не позволил, поэтому впоследствии игнорировал часто повторяющиеся фразы спутника.
Тем не менее, вся эта надоедливая болтовня была хорошим маячком, на который Джереми ориентировался. Например, когда Микки был недоволен чем-то или задумал что-то, что явно не понравится его спутнику, он говорил в несколько раз меньше. Кроме того, парень мог юлить вокруг того, о чем на самом деле хотел спросить, так что Джереми оставалось достаточно времени подготовить ответ. Охотник был уверен, что легко поймет по изменению в этой болтовне, даже если Микки захочет сделать то, чего бы он сам не хотел, чтобы вовремя пресечь это. Так что Джереми крайне редко прерывал его. Разве что в случае, когда ему нужно было прислушаться или сосредоточиться на чем-то, когда им обоим не помешало бы вести себя потише, ну и пару раз от совсем уж плохого настроения и сильной головной боли.
Расставшись возле указанной точки сбора, Джереми отправился по своим делам. Он быстро оббежал всех старых клиентов, часть из которых уже преставилась, не дождавшись своего торговца счастьем. Тех же, в ком еще теплилась никчемная жизнь, Джереми безжалостно обобрал до нитки, продавая все большую порцию наркотика, без которого эти люди, если их еще можно было так назвать, уже не могли прожить и дня. Одного парня Джереми застал уже на грани. Того ломало так, что не оставалось и сомнений – пара часов и он скрючится в смертельной агонии, забыв как дышать от невероятной боли. Скользнув по исхудалому телу, мучимому судорогами, равнодушным взглядом, Джереми прошелся по дому, переворачивая все тайники, рассматривая, что он может взять себе.
Добра, на удивление, оставалось еще немало, поэтому Джереми достал небольшой пакетик ксилума, присаживаясь рядом с наркоманом. Тот как будто внутренним чутьем ощутил близость спасение, он ластился к охотнику как преданный пес, которого только что избил до полусмерти хозяин. Смотрел на него ровно такими же глазами, полными отчаяния и веры. Джереми помог ему сделать пару вдохов и присел рядом, постукивая пальцами по своему колену, ожидая, когда того отпустит. Медленно, но верно парнишка возвращался к жизни. Только вот что за жизнь это была? Теперь Джереми возьмет с него и за потраченную дозу, и за новую, на будущие месяца или недели, сколько уж этот несчастный найдет толковых вещей.
Времени он потратил чуть больше запланированного, вероятно, заставив Микки ждать, но зато вернулся с достойной добычей. Выйдя из дома и пройдя по исхоженной дорожке, Джереми увидел фигуру спутника издалека. Только тот был не один, рядом маячил еще какой-то парень, что заставило охотника недовольно нахмуриться. Впрочем, тот быстро скрылся с глаз долой, наверное, заметив приближение Джереми. Мужчина подошел к блондину, посмотрев впрочем в ту сторону, в которой скрылся тот незнакомец, словно ожидая, вернется ли он или нет.
- Все в порядке? – ровно спросил Джереми, приостановившись рядом с Микки. Он и вправду крайне редко называл его по имени. Тому была весомая психологическая причина, о которой сам Джереми даже не догадывался. Подсознательно были какие-то догадки, но полного осознания не приходило. Раньше, в Старом мире, полицию даже учили обращаться к людям, которых держал в плену какой-нибудь маньяк, нарочито по именам. Ведь пока ты не знаешь жертву – убить ее гораздо проще. Джереми не хотел привязываться к тем, кто временно ходил рядом с ним, от кого он мог легко избавиться и даже не вспомнить, а называл ли он свое имя.

До того, как Микки впервые спросил своего спутника о честности, Джереми, пожалуй, никогда всерьез об этом не задумывался. Возможно, это была какая-то остаточная привычка, тянущаяся корнями к старому миру, где родители воспитывали маленького мальчика поступать правильно. Впрочем, даже после такого неожиданного вопроса, Джереми не стал акцентировать на этом свое внимание. Он не был вором, чтобы игнорировать слабую, почти бездыханную тень хозяина домов, пока вычищал бы его кладовки. И не был убийцей, чтобы безжалостно добить того. Джереми считал себя торговцем, и вел себя соответственно: жил, охотился, добывая себе пищу, и обменивался товарами, как стало принято на их земле.
Да, он распространял не самую лучшую вещь на планете, но это был не его грех. Люди сами покупали наркотик и жадно нюхали его, загоняя себя в могилу. Никого насильно, применяя грубую физическую силу, Джереми глотать ксилум не заставлял. Продавцы оружия не были виноваты в том, что люди стреляли по другим, также и Джереми не считал, что в чем-то виноват. Потребность в ксилуме была огромной, и охотник просто удовлетворял ее, заполняя эту рыночную нишу своим предложением.
Как бы Джереми не вел себя и каким бы странным ни был, его действительно нельзя было обвинить в нечестности. В Новом мире установились свои порядки, большей частью они были отголосками старых законов, переписанных на новый лад, но в любом случае мужчина их старался не нарушать. Города и небольшие поселения были отчасти его хлебом. Он получал от них оружие, боеприпасы, полезные вещицы, выращиваемые «домоседами» овощи и многое другое. И Джереми четко знал, что нельзя плевать в колодец, из которого пьешь, чему и учил всегда Микки. Если они приходили в город мирно, они должны были соблюдать местные правила, в которые, пусть уже и негласно, входили пункты об убийствах и грабежах.
И да, он не ловил кайф от убийств, которые совершал. Джереми не был из тех жестоких людей, кому нравится смотреть на мучения других, нет. Большая часть людей, которые умерли от его руки или четкого выстрела, угрожали опасностью. Еще часть погибших довольствовалась ролью пропитания, которое было необходимо Джереми на тот или иной момент, чтобы выжить. И лишь небольшое количество людей охотник убил случайно или по не слишком оправдывающим его причинам. К слову сказать, со взрослением Микки их чудесным образом стало больше, и это тоже не нравилось мужчине. Он не чувствовал угрызений совести, ему было попросту все равно до мертвых или живых, но все происходящее очень навязчиво намекала Джереми, что Микки имел на него определенное влияние.
- Угу, - невнятно отозвался Джереми, когда его спутник оповестил о снятой комнате. Об этом охотник не беспокоился вовсе. Даже если малец бы сглупил, никто не мешал им выйти за пределы города и поспать на окраине прямо на земле. На самих улицах города было опасно. Ночью на них могли напасть сразу несколько людей из тех, кому законы честности не нужны, а также была маленькая вероятность нарваться на стаю шакалов и бродячих псов, которые решат выпотрошить их рюкзаки, а заодно и их, если получится выиграть массой.
- Тебе в другую сторону, - внезапно проговорил Джереми, перехватив мальчишку, уже дернувшегося за незнакомцем. Тяжелая рука неприятно сдавила его плечо и развернула его на сто восемьдесят градусов. Джереми молчал, но его серые глаза неприкрыто говорили о том, что охотнику совсем не нравится идея следовать за каким-то подозрительным типом. Мужчина был не против того, что Микки развлекался с девчонками и нелепо пытался заводить друзей, которых не увидит по несколько месяцев, а то и год. Но его всегда напрягало, когда малец находил себе старших товарищей мужского пола.
Видимо, судил по себе, но, так или иначе, подозревал каждого из них. Мысленно Джереми говорил, что просто не хочет потерять драгоценную добычу из-за нелепой глупости. Но порой дело обстояло совсем по-другому… Тем не менее, сейчас следом за незнакомым парнишкой, Джереми отправился сам. Точнее пошел в ту сторону, расцепив пальцы с плеча мальчишки. Просто, чтобы проверить.

Иногда поведение Микки не поддавалось никакому объяснению. По крайней мере, Джереми не понимал его и не мог осмыслить. Вместе с какой-то бешеной похотливостью нарисовалась и неразумность. Вероятно, правы были отголоски прошлого в устах некоторых женщин, что повторяли – если мужчина хочет секса, больше ни о чем он думать не может. За собой Джереми такого не замечал. У него возникали такие потребности, и по мере возможности он их разрешал. Если никого найти не удавалось, Джереми сбрасывал напряжение в охоте или увеличивая пешие нагрузки, но не зацикливался на этом.
Даже в возрасте Микки Джереми такого за собой не замечал. Тогда все было еще сложнее – первые годы после Великой Смерти все думали только о выживании. Голод был страшнее всего, в голову просто не приходили мысли о плотских удовольствиях. Потом на смену пришла вседозволенность. Неоправданная жестокость, убийства, изнасилования. Волей-неволей приходилось участвовать в этом или же как-то избегать такого, поэтому снова секс был не у дел.
Так что Джереми было попросту не с чем сравнивать, а с другими подростками он дела не имел. Вот и удивлялся тому, как себя вел его спутник. Казалось, Микки четко дали указание, что идти за этим незнакомым парнем не следует. У них было полно других дел в городе, раз уж Микки пытался стать его полноценным партнером по бизнесу. Конечно, была малая толика вероятности, что блондин пытался «окучить» того встречного, как клиента, но что-то Джереми в это не верил.
Более того, охотник явно пошел в ту сторону, где скрылся этот незнакомец, и Микки должен был это понять. Тем не менее, Джереми отчетливо видел, как с другой стороны улицы выворачивает его жизнерадостный спутник и целенаправленно идет к личности, у которой, видимо, на роду было написано страдать, мучиться и быстро умереть от руки торговца. Джереми замер в тени, решив понаблюдать все же за тем, что будет происходить.
Задумывался ли Джереми над вопросом: а, собственно, зачем ему это? Нет, конечно. Он мог бы махнуть на это рукой, заняться действительно полезными вещами, о которых только что думал, но все же он стоял в тени подворотни и наблюдал за парочкой, которая словно и ждала, чтобы уединиться. Неужели Микки не задавал себе другой вопрос – почему его спутник пошел в эту сторону, да так здесь и не объявился? Или же он прекрасно знал, что Джереми наблюдает? Охотник даже не мог понять, какой из вариантов злил его больше.
Однозначным было одно – Джереми совершенно не нравилось происходящее. Его буквально передергивало от вида, как его премилая вещичка (и только его!) с улыбкой лезет целоваться к первому встречному. Какое право на Микки имел этот незнакомец? Джереми откровенно ревновал, но смотрел на это все с ужасающей стороны, в которой Микки был не больше, чем вещью, которой распоряжаться мог только он – охотник. И права другим мужчинам трогать его собственность он не давал.
При этом Джереми совершенно спокойно реагировал, если видел Микки с женщинами, словно с последними он и вовсе не считался. Пару раз блондин занимался этим в их комнате, когда Джереми был там же. Охотника это не смущало. Конечно, он не чувствовал эдакой отцовской гордости за то, что его «сыночек» вырос (хотя Микки на тот момент было около тринадцати). Ему было просто все равно – один раз он занимался своей девицей, а второй раз допил бутылку и лег спать под все эти смешные вскрики и вздохи.
Сейчас же злость буквально душила Джереми и ему это не нравилось. Больше увиденного Джереми терпеть не мог выходить из себя. Больше всего он ценил стабильность. В том числе равновесие внутри себя, которое сейчас очень резко пошатнулось. Дабы восстановить этот хрупкий, как оказалось, баланс, Джереми иногда делал не самые лучшие вещи и ничуть об этом не жалел. И это была еще одна причина, по которой мужчина смело считал Микки неразумным.
Когда «парочка» направилась куда-то в сторону, Джереми пошел за ними. Несмотря на свой внушительный рост и ширину плеч, охотник мог быть на удивление осторожным, когда не хотел попадаться на глаза.

Еще какое-то время Джереми подсознательно задавался вопросом, какого черта он не развернется и не уйдет. Трезвый разум логично подсказывал, что ему должно быть безразлично, чем занят тот, кто был не больше, чем приятной вещичкой, которой можно попользоваться, а потом убить за ненадобностью. Параллельно с этим что-то необъяснимое заставляло Джереми чувствовать небывалый гнев, чего раньше мужчина за собой не замечал.
Глядя на то, как мальчишка вешается на незнакомца и с какой охотой льнет к нему, внутри все переворачивалось до противной тошноты и черноты в глазах. Если бы Джереми обладал суперспособностями, этих двоих давно бы поразило молнией или еще чем-то подобным.
Пожалуй, это задевало самолюбие Джереми. Малолетний сучонок только что вылез из одной койки (конечно, в метафорическом плане) и тут же прыгал в другую. Не прошло и суток. И, конечно, это могло быть болезненным ударом для любого мужчины, так что Джереми не стал исключением.
Охотник тихо ступал вдоль стены дома и раздавшийся из подворотни стон удовольствия буквально вычистил его разум. Он возвестил, что время думать и размышлять окончилось, настало время для действий. В голове стало пусто. Это было не то бездумное ощущение, как после хорошей пьянки. Если представлять все в пейзажах и красках, то внутреннее состояние Джереми сейчас напоминало бескрайнее гладкое поле, над которым сгущались по-настоящему черные тучи, грозившие вот-вот разразиться грозой. И над этими бесконечными просторами лишь едва веял ветер безразличия – к тому, что будет сейчас и потом.
Джереми завернул за угол, тут же столкнувшись взглядом с Микки, выгнувшимся под член какого-то оборванца. Отчего-то безмятежную «предбурю» на миг смяло омерзительным чувством. Джереми стало противно – и это тоже было не то ощущение, которое мужчина мог записать в список желанных.
Дальше все произошло быстро. Охотник не был любителем садистских игр и развешивания потрохов по всему закоулку. Ему не доставляло удовольствия убивать людей. Как и было сказано ранее, ему было все равно. Но он чувствовал другую приятную вещь – избавление от нежелательных эмоций, которые, несомненно, исчезали вместе с жизнью, вытекающей из незнакомца.
- Какие-то проблемы? – только и успел сказать паренек, поворачиваясь на Джереми… А глаза у него менялись забавно. Этого охотник отрицать не мог. Удивление было поистине комическим, когда он, только что ликовавший от того, что сунул член в узкую мальчишескую задницу, ощутил холодную сталь под ребром. Он тут же покинул тело Микки, и эрекция его быстро угасала от неистовой боли, которую он ощущал, хлопая ртом, как выброшенная на берег рыба.
Он был еще жив, когда Джереми поднял руку, с силой прикладывая его головой о камни стены. Сила удара была такой мощной, что кровь буквально брызнула в разные стороны, попав и на блондина, что только и успел, как развернуться. Череп противно хрустнул под пальцами Джереми, расколовшись и став более податливым. Когда мужчина убрал руку, мешок с костями и дерьмом, что минуту назад был человеком, который дышал и даже трахался, недвижимо рухнул на пыльную землю.
Стало как-то легче, хотя оставался какой-то осадок. Небольшой привкус разочарования, который Джереми всегда чувствовал по отношению к людям, но сейчас он стал слишком очевидным и мешал, крутясь на корне языка. Вместе с этим пальцы левой руки, еще не запачканные кровью, сомкнулись на тонком горлышке Микки, приподнимая его над землей, отчего шершавые стены, только что бывшие благосклонными к похотливой парочке, жестоко царапали спину мальчишки.
Джереми перевел взгляд на Микки, который задыхался и бессильно барахтался, прижатый к стене. Он хватался за руки и дергал ногами, как маленький жучок цепляется за палец своими хитиновыми лапками. Его жизнь зависела от Джереми, и, откровенно говоря, последнему это льстило.

Кроме приятного ощущения власти над чужой жизнью, душу Джереми грело и еще кое-что. Страх, что на несколько мгновений отчетливо проступил в глазах Микки, когда тот развернулся и увидел происходящее. Увидел и осознал.
Возможно, в тот момент Микки предельно ясно понял, с кем проводил долгие годы совместных путешествий. Ведь когда-то наступает этот миг, когда смотришь на знакомого тебе человека с другой стороны. Джереми и раньше был подвержен вспышкам гнева и вообще странно себя вел, но, видимо, в общей картине Микки не видел или не хотел замечать того, что его спутник был по-настоящему болен.
Но Джереми не очень хотел сильно запугивать Микки. Ему не нужен был пацан, вздрагивающий от любого шороха, не доверяющий своему «товарищу». Это могло повлечь за собой другие нежеланные проблемы. Джереми хотел, чтобы Микки слушался его. Возможно, вспоминая о том, что охотник может сотворить в противном случае, но не думая об этом постоянно. Поэтому сильно вредить блондину Джереми не стал.
— Я сказал тебе не ходить за ним, — холодно процедил он, сжимая нежное узкое горлышко сильнее на секунду, а затем резко разжал пальцы, заставляя Микки неловко рухнуть вниз. — Натяни свои штаны.
Джереми смотрел на своего юного спутника тоже совсем не так, как раньше. Обычно, конечно, взгляд мужчины оставался пуст и равнодушен — так он относился ко всем и ко всему. Но чем старше становился Микки, формируясь в привлекательного молодого человека, тем чаще он мог замечать заинтересованные взгляды Джереми.
Сейчас в серых глазах не было ни желания, ни безразличия. Джереми смотрел на блондина с изрядной долей брезгливости. Он и впрямь был разочарован таким непослушанием Микки. Так, как люди старого мира расстраивались, глядя на напившегося в хлам ребенка, в которого они вложили столько сил и воспитывали приличным человеком.
Хотелось сказать и еще что-нибудь. Например, отчаянно хотелось запретить Микки проводить таким образом время с другими мужчинами. Джереми будет единственным собственником этого чертового тела.
Объяснялось в голове охотника это очень просто. Ему было брезгливо пользоваться мальчишкой после других членов. Но все же Джереми промолчал. Говорить с другими людьми, даже с Микки, с которым он провел достаточно времени, казалось утомительным. Блондин и сам был не дураком, и должен был понять по произошедшему, что Джереми совсем не устраивает такой расклад и то, как он поступает.

Адреналин, выплеснувшийся в кровь после убийства несчастного парнишки, только поначалу принёс сладостное чувство успокоения. Проблема, казалось, была решена, раздражающие факторы устранены, и ничто больше не помешает Джереми жить так, как раньше. Такая стабильность охотника более, чем устраивала, несмотря на лежащий рядом окровавленный труп. Но затем Микки раскрыл рот…
Мышцы Джереми напряглись, обычно спокойное сердце забилось быстрее, а самым паршивым стало то, что вместе с тем спутались и мысли. Пожалуй, это был редкий раз в жизни, когда охотник испытывал настолько богатый букет эмоций. И, надо ли говорить, что ему это пришлось совсем не по нраву.
С одной стороны, хотелось хорошенько врезать мелкому паршивцу из-за злости, бурлившей внутри, которую Джереми попросту не мог выплеснуть в криках. Никто, даже Микки после стольких лет совместных странствий, не слышал, как охотник повышал голос. Мысли Джереми вопили, недоумевая, почему мальчишка поступил так? Почему нельзя просто послушаться, хоть раз в чёртовой жизни? С губ же пока не сорвалось ни слова.
С другой стороны подпирали куда более отвратительные желания. Обида толкала Джереми на то, чтобы он прижал юношу к той же злосчастной стенке, грубо довершая начатое другим. Если Микки не мог и часа провести без члена в своей заднице, то, может, стоило заполнить эту нишу желаний своими возможностями?
К счастью, от одной только этой мысли Джереми стало немного тошно. Он не был насильником, что бы ни творилось в его голове. Джереми не привлекало ни в какой мере отчаянное сопротивление, крики, полные боли и страха. В таких условиях ни о каком удовольствии речи и идти не могло, а показывать таким способом своё превосходство охотнику даже в голову не приходило.
Честно говоря, Джереми вообще никогда не пытался доказать свою крутость. Хотя бы потому, что старался вовсе избегать людей и общаться с ними только по делу. Да и то в последнее время скидывал эту обязанность на болтливого Микки.
Джереми пытался показать авторитет только перед одним человеком — да-да, вот этим белобрысым мерзавцем. Но всё потому, что, как уже успел догадаться Микки, охотник совершенно не смыслил в подростковой психологии. Сам Джереми миновал этап взросления, когда максимализм бьёт фонтаном и тебе хочется перечить всем и каждому. Просто ему самому не кому было перечить, да и некогда — тут бы выжить и увидеть завтрашний день.
Впрочем, сейчас было не то время, когда можно было спокойно подумать о том, какие они разные и почему всё вышло именно так. У Джереми бы это всё равно не получилось. Он даже не понимал одной простой вещи, которая происходила с ним в тот конкретный момент — того, что он, чёрт возьми, ревновал Микки. И при этом очень сильно, ведь это чувство прекрасно подпитывалось чувством собственничества, главным пороком охотника.
Сильная рука перехватила Микки за запястье, не позволяя ему уйти с места происшествия. Как он вообще посмел использовать «это слово» за один день в столь разительных контекстах? И почему, дьявол, это так волновало Джереми?
На секунду зависла тишина. Микки раздражённо смотрел на старшего товарища, а тот просто не мог начать диалог, нормальный для обычных людей, но неприятный для социопата. Слишком много слов, слишком много взаимодействия.
В голове продолжал царить хаос. Охотник уже успел представить, как мальчишка из вредности пойдёт искать себе замену прямо сейчас. И будет это делать до тех пор, пока не добьётся определённого успеха. Что тоже вызвало лёгкую тошноту.
Параллельно Джереми — чего сам от себя не ожидал — вспомнил и всё то редкое, хорошее, что происходило с ними раньше. Вот он вызволяет совсем ещё мелкого пацана из лап «вампиров» и несёт его в кровать на руках, засыпающего без сил. Вот делится последними припасами и задвигает Микки за свою спину, чтобы защитить его от опасности. Вот оседает на незапланированный срок в небольшой деревеньке, чтобы позаботиться об этом мальчишке, когда тот заболел и постоянно кашлял.
Чёрт! Неужели Микки было этого мало? Какого хрена ему ещё нужно? Он мог уже альбом завести, если на свете осталось такое понятие, куда вносил бы свои достижения. Ведь с ни с кем на белом свете Джереми ещё так долго не возился.
И все эти эмоции, взявшие на пару минут над охотником верх, и все мысли и вопросы слились в краткую, но вместе с тем многогранную фразу:
— Не смей… — тихо и оттого немного угрожающе проговорил Джереми, крепко держа Микки за запястье.

Самым забавным, а вместе с тем и пугающим, было то, что отношения этих двоих только и держались что на противоречиях. Это был настоящий замкнутый круг, который ужаснул бы любого здравомыслящего человека. Благо, тех осталось слишком мало в их новом, утопленном в дерьме и раздрае мире.
Микки полагал, что Джереми нужно было полное послушание, и с возрастом, рождающим стремление к самостоятельности, злился всё сильнее. Отчасти это было сущей правдой. Джереми всеми правдами и неправдами старался добиться того, чтобы всё шло так, как он того желал. В этом вопросе он был сущим эгоистом.
Однако самая суть заключалась в том, что потакай Микки этим желаниям, то быстро бы наскучил смурному спутнику. Так Джереми легко и безо всяких угрызений давно забытой совести избавлялся от предыдущих детей. Когда те становились послушными овечками, сломленные под напором капризной воли охотника, они оказывались скучны. Серые и пустые, Джереми оставлял то, что от них оставалось, и даже мысленно не возвращался к их бессмысленным смертям.
Микки был иного толка. Он сопротивлялся, каждый прожитый им день был настоящей борьбой. С эгоизмом спутника, с суровыми условиями мира, с самой жизнью. Джереми хотел, но никак не мог сломить его волю, и именно это заставляло желать общества Микки. Неспособный, да и нежелающий искать человеческих отношений в общепринятом смысле, Джереми оставался болезненно привязан к этому мальчишке.
Жаль в их мире не осталось ни единого психотерапевта, способного разложить весь этот кошмар по полочкам. Способного объяснить даже многочисленные убийства на почве болезненной же ревности Джереми, не желающего делить ни с кем единственного на белом свете человека, который что-то затрагивал в его душе.
Как сегодняшнюю ситуацию, когда Джереми откровенно отыгрывал чужую роль, не осознавая того в полной мере. Он ощущал лишь то, что его эмоции в какой-то миг переключились — с обычного равнодушия ко всему происходящему к малоконтролируемой агрессии. И причину в этом он видел одну — несносного Микки, заставляющего чувствовать то, что обычно Джереми ощущал крайне редко.
Однако истинная причина крылась в другом. Просто наступил момент, когда тревожность выросла настолько, что мозг Джереми переключил пассивную, переживающую позицию на активную и чрезвычайно опасную. Охотник больше не мог быть жертвой, он всеми фибрами души старался избегать подобного опыта, и случилось то, что случилось.
Сейчас же, стоя перед основной причиной всех этих психологических метаний, держа Микки за руку так крепко, что на подростковой коже наверняка остались бы гематомы, тактика «отыгрывания» не срабатывала. Ни сознательно, ни подсознательно Джереми не видел выхода из сложившейся ситуации. Не видел возможности перестать быть жертвой. Микки продолжал злиться, провоцируя всё большую тревожность, излить которую Джереми не мог. Не на кого было. Ведь избив спутника до полусмерти, он не изменит отношения Микки к себе, разве что в отрицательную сторону.
Парень задавал вопросы, усугубляя и без того патовую ситуацию. Ах, если бы Джереми знал сам, чего ему нужно было от худощавого подростка, и отчего он вызывал так много ненужных, ненавистных эмоций.
— Мне нужно, чтобы ты слушал меня, — тихо ответил на первый вопрос Джереми по какой-то привычке, хоть Микки уже слышал подобные слова. — Ты жив только благодаря мне, и если я говорю тебе прыгать, ты прыгаешь. Если я говорю тебе не ходить за этим чёртовым ублюдком, ты идёшь куда тебе сказано.
Стоит ли говорить о том, что подобная речь, уж очень типично рубленная для Джереми, вызвала ещё большую злобу у подростка? Все эти попытки вырваться и разъярённые взгляды били точно в цель. На какой-то миг Джереми даже физически ощутил собственную нервозность. Он ни на миг не переставал представлять, как ситуация повернётся дальше, и что Микки может натворить из вредности. Эти мысли шли фоном, но в ту секунду взвились сильнее.
Надо было менять тактику, но как? Джереми умел только играть авторитета для малыша Микки, пока тот не перерос эту стадию восхищения старшими.
— Мне не нравится, что ты трахаешься с другими мужчинами, — проговорил охотник тем же ровным баритоном прежде, чем успел всё продумать. — Мне не нравится, что ты подставляешься какому-то хмырю, едва сбежав от меня.
Произнеся это, Джереми ощутил что-то странное, чуть ли не ностальгическое. Да, разумеется, всё это тоже было тактикой добиться своего, пусть сам охотник и не замечал этого, переживая, что рассказал нечто сокровенное, личное, даже постыдное. Но если бы он заглянул в прошлое, вспомнил себя ещё совсем маленьким, давящим на жалость родителям, чтобы те тоже вели себя по нужному Джереми сценарию…