Так их путь продолжился, в привычном темпе, по правилам Джереми. Тот вел себя, как и всегда, — был молчалив, погружен в собственные мысли, да только и знал, что шел и шел. Подъем ранним утром, плотный завтрак, долгий путь до полудня. Обед, полуденный сон, и снова несколько часов ходьбы. Снова краткий перерыв на сон в сумерках, и ночные перебежки — более медленные и осторожные, если позволяло естественное освещение от луны. Или же прерывистый сон до утренней зари. Джереми почти не разговаривал со своим спутником и уж тем более не обращал внимания на маленькую ношу, которую Микки приходилось порой таскать на руках по несколько часов за день. Конечно, ребенок не успевал за их темпом, но перестраиваться Джереми не собирался. Ему даже не стоило озвучивать свою позицию — «если он не успевает, он — обуза, и его надо бросить» — Микки ее и так прекрасно понял.
Честно говоря, Джереми даже не часто вспоминал о том, что в их группе появился третий человек. Он вообще к нему не прикасался и даже думал только иногда. В основном это были мысленные вопросы о том, когда же Микки, наконец, наиграется в папашу и поймет, что его старший товарищ был прав. Также Джереми надеялся, что блондин уже понял это, просто не признавался из гордости, но, дойдя до первого же города, подарит малыша какой-нибудь бабенке из тех, что почище, и от которой будет не так сильно тащить самодельным алкоголем. Пусть дальше играют они — жалкие существа, которые пытаются воссоздать прежнюю жизнь, селясь в городах и поселках, восстанавливая постоянное жилище и теша себя надеждами.
День тянулся за днем, не отличающимся от предыдущего, но сегодня так уж было суждено, чтобы что-то да поменялось. Было еще очень рано, но Джереми отчего-то проснулся. Прислушавшись, он не почувствовал ничего плохого — ни легкой поступи животного, ни чего-то более угрожающего. Только спустя пару секунд он понял, что поднялся ребенок. Открыв глаза, Джереми безразлично пронаблюдал за тем, как тот водит палочкой по земле, возможно, пугая муравьев или типа того. Конечно, его молчаливость и отстраненность (так странно что-то напоминающая) была несомненным плюсом в глазах Джереми, но только вот это был его единственный плюс.
Охотник закрыл глаза, покрепче сжимая Микки в объятиях. Это уже давно перестало удивлять и злить Джереми. Так уж получалось, что как бы ни засыпал он рядом со своим спутником, все равно ночью подминал его под себя. Возможно, под утро просто становилось прохладно, и он рефлекторно искал, как будет теплее. Такое объяснение было вполне разумным в глазах Джереми, поэтому происходящее и перестало его беспокоить. Все еще вьющиеся, жестковатые от постоянного ветра и солнца волосы щекотали лицо, поэтому Джереми не сразу провалился в сон. Он снова открыл глаза, чтобы перелечь поудобнее, как заметил, что ребенок переместился.
Теперь он стоял возле большого куста, который грозился вырасти в полноценное дерево, и что-то срывал с него, запихивая в рот, как и полагалось любому ребенку Нового мира. И все бы хорошо, если бы Джереми не знал, что это за деревце. Вчера они устраивались на ночь уже в полной темноте, поэтому было невозможно рассмотреть, что росло поблизости. Да и Джереми бы не обратил внимания на такое — его ведь не волновала безопасность чужого ребенка. А теперь обратил… Потому что деревом этим был тис, кажется, канадский — Джереми не сильно разбирался в растениях, но ядовитые среди них знал, иначе бы не выжил.
Тис был прекрасным убийцей, мужчина мог биться о заклад, что это красивое растение положило людей в их мире больше, чем самый лютый головорез. Красивые красные ягоды так и манили, а еще — они, а также листья тиса, куда более ядовитые, чем плоды, убивали очень тихо. Не было никаких симптомов отравления: ни рвоты, ни головокружения, ни слабости. Человек просто падал и умирал на месте, мгновенно. Так что малыш просто не успеет произнести ни звука, а Микки, проснувшись, обнаружит уже давно окоченевший труп без видимых следов увечий. Как не крути — идеальный расклад. Мелкого больше не будет, а сам Джереми в произошедшем не будет виноват.
Конечно, Микки расстроится, и, возможно, это его шокирует — не каждый день находишь своего хладного ребенка мертвым рядышком с собой. Еще, возможно, будет в произошедшем винить себя. Микки вообще испытывал много эмоций, как казалось Джереми, в них и запутаться немудрено. В любом случае, его такой исход точно не устроит, и все представленные картины почему-то не нравились и Джереми. На ребенка-то ему было плевать, он бы спокойно заснул, зная, что тот умирает в каких-то футах от него. А вот на Микки… «Твою ж мать», — только и пронеслось в голове с бессильной злобой.
Джереми резко поднялся, опираясь на своего любовника, не беспокоясь о том, что может испугать его спросонья. В несколько быстрых широких шагов он настиг мальчишку, крепко схватив его за плечо и грубым рывком, явно пугая того, оттащил в сторону своего рюкзака. Отстегнув фляжку с водой, Джереми раздраженно посмотрел на ребенка — потратит на него последнюю воду. И все ради чего?
— Пей, — кратко проговорив это, Джереми зафиксировал ребенку челюсть, буквально заливая в его глотку воду, заставляя того, захлебываясь, глотать. Обернувшись на Микки, смотрящего на него очень странно, мужчина проговорил еще пару слов, — Держи его.