Джереми и впрямь заблуждался и продолжал убеждать себя, что ничего не поменялось. То есть, конечно, мир вокруг стал другим, с Микки жизнь стала тоже несколько иной, но вот он совершенно не переменился. Ему все также были безразличны все вокруг, он до сих пор находил удовольствие в дороге и одиночестве и прочее, и прочее. Да, Джереми искренне считал, что его эмоции остались на уровне «нравится/не нравится». Все, что по душе – съесть или трахнуть, а все, что раздражает – убрать с дороги любым способом.
Но на деле, как Микки давно уже это понял, с появлением этого несносного блондина, Джереми пришлось познать еще множество и прочих чувств. Среди них были и положительные, вроде беспокойства и заботы, но больше, конечно, негативных – ревности, ярости и одуряющего чувства собственности. Джереми же продолжал их отрицать перед самим собой, даже когда они, эти чувства, становились очевидными.
Наверное, ему так было привычнее и спокойнее. Кто знает, как бы повело себя воспаленное сознание Джереми (а уж психически здоровым его точно назвать было нельзя), если бы он осознал, как сильно изменил его Микки? Что-то подсказывало, что добром бы это ни для кого не кончилось, и, наверное, поэтому блондин продолжал мастерски лавировать между этими углами характера, то надавливая на болевые точки, то благоразумно отступая.
Джереми же об этом не думал, когда отдал ребенка обратно его горе-папаше. Его еще немного беспокоили ностальгические воспоминания, но не более того. Да и те быстро исчезли – Микки было около десяти лет, когда Джереми подобрал его, так что этот сопливый возраст, как у заблеванного ребенка, он избежал. Таких юных созданий охотник никогда и не брал с собой – ему нужен был провиант, а не тяжелая ноша, требующая няньки. Тем не менее, проходив так недолго с малышом Микки, Джереми четко понял, что три года, пять лет, десять или даже пятнадцать – дети все были одинаковыми. Назойливыми, капризными, слабыми и отвратительными.
Мужчина покосился на своего спутника, собирающего себя и сына, и понял, что, пожалуй, вот этот возраст идеален для «ребенка». Микки был уже полностью самодостаточен и не требовал трудозатрат от своего товарища. Кроме того, уже приносил немало пользы и удобства, которые Джереми эгоистично, но ценил. Тем не менее, Микки все еще был «мелким» в его глазах, так что да, его возраст был идеален.
Охотник обогнал блондина, идущего естественно медленнее из-за ненужной ноши, и всю дорогу шел впереди. Зачастую он обгонял настолько сильно, что приходилось останавливаться и ждать, всем своим видом демонстрируя недовольство. Это действительно начало раздражать, поэтому через несколько таких остановок, Джереми не просто дождался Микки, но и подошел к нему, сдерживая рвущиеся с языка слова.
Конечно, парень рассчитывал на то, что его сын был маленьким и весил мало – это было так, Микки мог поднимать тяжести намного больше, несмотря на то что так и не вырос широкоплечим и статным. Но сейчас он пытался нести ребенка несколько часов подряд, а это было физически непросто даже мускулистому мужику. В статике руки затекают и дают слабину, Джереми видел, как чуть подрагивает плечо его упрямого спутника. Кроме того, у них, мужчин, таз был устроен совсем не так, как у женщин, которые могли сажать детей на бедро и снимать с себя такую нагрузку. На то они и были женщинами.
Джереми обошел Микки со спины, как будто собирался заставить его понервничать – как водится, не произнося ни слова. Он залез в его рюкзак, вытаскивая оттуда рубашку блондина, которая была даже сейчас ему велика. Закрыв клапан, Джереми снова обогнул парня. Он ловко, будто только и делал, что занимался пеленанием младенцев, обернул ребенка тканью, закидывая длинные рукава рубашки через плечо и под мышкой Микки. В какой-то момент Джереми был так близко к обоим спутникам, что Микки мог заметить в его глазах абсолютно несочетаемые вещи – ровное и холодное недовольство. Словно у потревоженной змеи.
Джереми завязал рукава за спиной Микки и вновь развернулся, топая дальше по знакомому маршруту. Спина его словно говорила: «Только попробуй теперь тормозить наш маленький отряд».